Изучая человеческое сознание и подчёркивая его связь с
деятельностью, в которой оно не только проявляется, но и формируется, нельзя
отвлечься от того, что человек — общественное существо, его деятельность —
общественная деятельность и сознание его — общественное сознание. Сознание
человека формируется в процессе общения между людьми. Совершающийся на основе
совместной практической деятельности процесс духовного, сознательного общения
между людьми осуществляется через посредство речи. Поэтому конкретную реализацию
положение об общественном характере человеческого сознания получает в признании
единства речи или языка и сознания. «Язык, — писал К. Маркс, — как раз и есть
практическое, существующее и для других людей, и лишь и тем самым существующее
также и для меня самого действительное сознание». В тесной взаимосвязи с единством сознания и
деятельности как существеннейший для психологического исследования факт
выступает, таким образом, единство сознания и языка.
В значительной мере благодаря речи индивидуальное сознание
каждого человека, не ограничиваясь личным опытом, собственными наблюдениями,
через посредство языка питается и обогащается результатами общественного опыта;
наблюдения и знания всех людей становятся или могут благодаря речи стать
достоянием каждого.
Речь вместе с тем своеобразно размыкает для меня сознание
другого человека, делая его доступным для многогранных и тончайшим образом
нюансированных воздействий. Включаясь в процесс реальных практических
отношений, общей деятельности людей, речь через сообщение (выражение,
воздействие) включает в него сознание человека. Благодаря речи сознание одного
человека становится данностью для другого.
Основная функция сознания — это осознание бытия, его
отражение. Эту функцию язык и речь выполняют специфическим образом: они
отражают бытие, обозначая его. Речь, как и язык, если взять их сначала в их
единстве, это обозначающее отражение бытия. Но речь и язык и едины, и различны.
Они обозначают два различных аспекта единого целого.
Речь — это деятельность общения — выражения, воздействия,
сообщения — посредством языка; речь — это язык в действии. Речь, и единая с
языком и отличная от него, является единством определённой деятельности —
общения — и определённого содержания, которое обозначает и, обозначая, отражает
бытие. Точнее, речь — это форма существования сознания (мыслей, чувств,
переживаний) для другого, служащая средством общения с ним, и форма обобщённого
отражения действительности, или форма существования мышления.
Речь — это язык, функционирующий в контексте индивидуального
сознания. В соответствии с этим психология речи отграничивается от языкознания,
изучающего язык; вместе с тем определяется специфический объект психологии речи
в отличие от психологии мышления, чувств и т. д., которые выражаются в форме речи.
Фиксированные в языке обобщённые значения, отражающие общественный опыт,
приобретают в контексте индивидуального сознания, в связи с мотивами и целями,
определяющими речь как акт деятельности индивида, индивидуальное значение или
смысл, отражающие личное отношение говорящего — не только его знания, но и его
переживания в том неразрывном их единстве и взаимопроникновении, в котором они
даны в сознании индивида. Так же как индивидуальное сознание отлично от
«общественного сознания», психология от идеологии, так же речь отлична от
языка. Вместе с тем они взаимосвязаны: как индивидуальное сознание опосредовано
общественным, психология человека — идеологией, так и речь, а вместе с ней
речевое мышление индивида обусловлено языком: лишь посредством отложившихся в
языке форм общественного мышления может индивид в своей речи сформулировать
собственную мысль.
Речь, слово являются специфическим единством чувственного и
смыслового содержания. Всякое слово имеет смысловое — семантическое —
содержание, которое составляет его значение. Слово обозначает предмет (его
качества, действия и т. д.), который оно обобщённо отражает. Обобщённое
отражение предметного содержания составляет значение слова.
Но значение — не пассивное отражение предмета самого по себе
как «вещи в себе», вне практически-действенных отношений между людьми. Значение
слова, обобщённо отражающее предмет, включённый в реальные действенные
общественные взаимоотношения людей, определяется через функцию этого предмета в
системе человеческой деятельности. Формируясь в общественной деятельности, оно
включено в процесс общения между людьми. Значение слова это познавательное
отношение человеческого сознания к предмету, опосредованное общественными
отношениями между людьми.
Таким образом, речь первично отображает не сам по себе
предмет вне людских отношений, с тем чтобы затем служить средством духовного
общения между людьми вне реальных практических отношений к предметам
действительности. Значимость предмета в реальной деятельности и слова в
процессе общения представлены в речи в единстве и взаимопроникновении.
Носителем значения всегда служит данный в восприятии или представлении
чувственный образ — слуховой (звучание), зрительный (графический) и т. д. Но
основным в слове является его значение, его семантическое содержание.
Материальный, чувственный носитель значения обычно как бы стушёвывается и почти
не осознаётся; на переднем плане нормально всегда — значение слова. Только в
поэзии звучание слова нормально играет более или менее существенную роль;
помимо же этого лишь в исключительных случаях, когда в силу каких-либо особых
условий слово как бы обессмысливается, на передний план в сознании выступает
его чувственный носитель, его звучание. Обычно всё наше внимание сосредоточено
на смысловом содержании речи. Её чувственная основа функционирует лишь как
носитель этого смыслового содержания.
Исходя из соотнесённости значения и знака, можно условно
сказать, что чувственный носитель значения в слове выполняет по отношению к
значению функцию знака, и слово, таким образом, является единством значения и
знака. Однако лишь в очень относительном и условном смысле можно признать
чувственный носитель значения знаком этого значения, потому что под знаком в
буквальном, точном, смысле разумеют нечто, что не имеет своего внутреннего значения,
— некоторую внешнюю чувственную данность, которая превращается в условного
заместителя или же метку чего-то другого. Так, например, если мы условимся
отмечать на полях книги или рукописи одним крестиком места, которые нам нужны
для одной цели, а двумя крестиками другие, которые мы хотим выделить в связи с
другой работой, то эти крестики, употребляемые совершенно независимо от
какого-либо внутреннего значения креста, явятся в данном случае чисто условными
«знаками». Но в слове между его чувственной и смысловой стороной существует
обычно значительно более тесная, внутренняя связь.
Эта связь выступает уже в фонеме: фонема не просто звук, а
звук-смыслоразличитель, т. е. звучание, определённым образом обработанное в
системе данного языка специально как носитель определённого смыслового,
семантического содержания. В историческом становлении и развитии речи мы имеем,
как правило, не звучания, которые сначала имеются как чисто чувственные
данности и затем превращаются нами в знаки определённых значений; в действительности
эти звучания и возникают в речи как носители некоторых значений. Когда затем
значение слова изменяется и новое слово вводится для обозначения нового
понятия, обычно и тут мы не имеем дело с полным произволом, с чистой
условностью. По большей части в этих случаях мы имеем дело с переносом и
преобразованием значения, которое уже было связано с данной формой.
Таким образом, даже внешняя сторона слова выходит за пределы
знака в силу того, что слово имеет внутреннее значение, с которым внешняя чувственная
его сторона, в ходе исторического развития языка, теснейшим образом связана.
Тем менее возможно — как это часто делается — трактовать слово в целом как
условный знак: знак произвольно нами устанавливается; слово имеет свою историю,
в силу которой оно живёт независимой от нас жизнью.
Это положение необходимо особенно подчеркнуть во всём его
принципиальном значении, в противовес той идеалистической психологии речи,
которая пытается свести слово в целом к роли условного знака. При трактовке
слова как знака, значение которого вне его, непосредственно в предмете
(составляющем «интенцию» слова), слово только обозначает, а не отражает
предмет. Между предметом и словом утрачивается в таком случае внутренняя связь
по содержанию: слово как знак и предмет противостоят друг другу как две по
существу между собой не связанные данности, которые внешне соотносятся друг с
другом, поскольку одна чисто условно превращается в заместителя другой; связь
между словом как знаком и предметом, который оно обозначает, неизбежно
приобретает чисто условный характер, поскольку знак как таковой, не имея
внутреннего значения, которое отображает предмет в его смысловом содержании, по
существу объективно никак не связан с предметом. В действительности же значение
слова — это его собственное семантическое содержание, являющееся обобщённым
отражением предмета. Поскольку слово — отражение предмета, между словом и
предметом устанавливается внутренняя связь по существу, по общности содержания.
Именно поэтому слово перестаёт быть только знаком, каким оно становится
неизбежно, когда значение слова выносится за его пределы.
Связь слова с предметом не «реальная», природой
предустановленная, а идеальная; но она не конвенциональна, не условна, а
исторична. Знак в специфическом смысле слова — условная метка, произвольно нами
устанавливаемая; слово же имеет свою историю, независимую от нас жизнь, в ходе
которой с ним может что-то произойти, что зависит не от того, как мы
«условились» его трактовать, а от предметного содержания, в которое включает нас
слово. Различны для подлинного слова, как исторического образования языка и
условного знака, также объём и условия функционирования в процессе
коммуникации, сообщении и понимании.
Связь слова с предметом является основной и определяющей для
его значения; но связь эта не непосредственная, а опосредованная — через
обобщённое семантическое содержание слова — через понятие или образ. Более или
менее значительную роль в обобщённом семантическом содержании слова может
играть — особенно в поэтическом языке — и языковый образ, который нельзя
отожествлять попросту с наглядной данностью как таковой, поскольку языковый
образ это всегда уже значащий образ, строение которого определено существенными
для его значения отношениями.
Значение и предметная соотнесённость слова, которые в ряде
теорий расчленяются как две разнородные и друг другу противопоставляемые
функции (обозначающая и номинативная или номинативная и указательная,
индикативная и т. п.), в действительности являются двумя звеньями в едином
процессе возникновения и употребления значения слова: предметная отнесённость
слова осуществляется через его значение; вместе с тем указание на предметную
отнесённость слова само не что иное, как низшая или начальная ступень раскрытия
его значения — недостаточно обобщённого, чтобы включиться в относительно
самостоятельный специальный понятийный контекст какой-нибудь системы понятий и
вычлениться таким образом из случайных связей, в которых обобщённое содержание
значения в том или ином случае бывает дано. В тех случаях, когда — на более
высоких уровнях обобщения и абстракции — значение слов как будто вычленяется из
чувственно данной предметности, оно опять-таки раскрывается в производной
понятийной предметности той или иной научной области (научный «предмет» —
арифметика, алгебра, геометрия и т. д.). В результате оперирование понятиями,
значениями слов начинает как будто бы совершаться в двух различных планах или
плоскостях: с одной стороны, в плане понятийном — определение значения слова
посредством его отношения к другим понятиям, — а с другой стороны — отнесение
его к предметам действительности в целях его реализации и вместе с тем
квалификации соответствующих предметов. Однако по существу речь при этом идёт о
двух хотя и дифференцируемых, но принципиально в конечном счёте однородных
операциях — раскрытия значения в предметном контексте — в одном случае
чувственно представленной действительности, в другом — данной опосредованно в
плане понятийно оформленных определений. Лишь в мистифицированном представлении
«объективного идеализма» эти два плана вовсе распадаются, и понятие
противопоставляется действительности как вовсе независимый от неё мир
«идеального бытия». В действительности для того, чтобы раскрыть значение, надо
прежде всего установить его предметную отнесённость, а для того, чтобы
установить предметную отнесённость значения, надо установить понятийное
содержание соответствующего чувственно данного предмета.
Значение каждого слова в своей понятийной определённости
соотносительно с определённым контекстом, которому оно по существу принадлежит.
Вместе с тем, всегда имеется ограниченный самим значением комплекс других
возможных контекстов, в которых слово по своему семантическому содержанию может
функционировать.
В этих новых контекстах слово может приобрести новое
семантическое содержание путём надстройки над его значением связанного с ним,
но выходящего за его пределы, дополнительного смыслового содержания. Это
изменение значения слова путём надстройки приводит к тому, что слово
приобретает в данном контексте или ситуации смысл, отличный от его значения.
Вместе с тем употребление слова в различных или изменяющихся контекстах
приводит в конце концов к тому, что новое содержание не надстраивается лишь над
ним, а включается в него и, преобразуя его, закрепляется в нём так, что оно
входит в собственное значение слова и сохраняется за ним и вне данного
контекста. Так в процессе употребления слова его значение не только
реализуется, но и видоизменяется либо методом надстройки, приводящим к
образованию вокруг инвариантного ядра значения подвижной, от случая к случаю
изменяющейся, семантической сферы смысла слова при данном его употреблении,
либо методом преобразования и новой закладки значения слова, приводящим к
изменению самого значения.
В общей теории речи, которая таким образом вкратце нами
намечена, два положения должны быть особо выделены ввиду их большого
принципиального значения.
1. Речь, слово — не условный знак, его значение не вне его;
слово, речь имеют семантическое, смысловое содержание — значение, которое
является обобщённым обозначающим определением своего предмета. Отношение слова
как обозначающего к обозначаемому им предмету это познавательное отношение.
2. Обозначающее отражение предмета в значении слова, как и
отражение вообще, является не пассивным процессом. Мы познаём и осознаём
действительность, воздействуя на неё; мы познаём предметное значение,
оформляемое в слове, воздействуя на предмет и выявляя его функцию в системе
общественной деятельности. Слово возникает в общении и служит для общения.
На основе коммуникативных отношений между людьми
познавательная функция превращается в специфическую обозначающую функцию.
Для бихевиориста значение сводится к голому употреблению
предмета (значение как совокупность употреблений предмета: Дж. Уотсон) вне
обобщающего его осознания. Для интроспекциониста значение слова сводится к
внутреннему «смыслу», вне употреблений предмета, вне его реальной функции в
действенном плане. В действительности значение слова, с одной стороны,
формируется в процессе обобщённого осознания его употребления, а с другой —
своей обобщённой общественной значимостью, складывающейся на основе
общественной практики, значение регулирует употребление предмета в действиях
индивида. Из этих двух положений вытекает, что было бы в корне неправильно
представлять себе дело так, будто значение слова сначала возникает в
созерцательном отношении индивидуального сознания к предмету, а затем оно
поступает в оборот, начиная выполнять свою функцию как средство общения между
людьми; сначала — в значении слова обобщение и затем на его основе общение. В
действительности же слово потому и может служить для обобщения, что оно
возникает в действенном и сознательном общении. Вовлекая предмет в
деятельность, всегда реально осуществляемую у человека как общественная
деятельность, человек извлекает из него значение, оформляющееся в слове,
которое, возникая в общении, служит для общения.
Семантический характер человеческой речи обусловливает
возможность её использования для сознательного общения посредством обозначения
своих мыслей и чувств для сообщения их другому. Необходимая для общения эта
семантическая, сигнификативная (обозначающая) функция сформировалась в общении,
точнее в совместной общественной деятельности людей, включающей их реальное,
практическое и совершающееся посредством речи идеальное общение, в единстве и
взаимопроникновении одного и другого.
Функция общения или сообщения — коммуникативная функция речи
включает в себя её функции как средства выражения и как средства воздействия.
Эмоциональная функция речи принадлежит к генетически
первичным её функциям. Об этом можно заключить и по тому, что при афатических
расстройствах она дольше всего сохраняется. Когда при афатических заболеваниях
генетически более поздняя и более высокая по своему уровню «интеллектуальная»
речь расстроена, эмоциональные компоненты речи, «эмоциональная» речь (Х.
Джексон) иногда сохраняется. Так, некоторые больные не в состоянии сказать или
даже повторить слова какой-нибудь песни, но в состоянии её пропеть.
Выразительная функция сама по себе не определяет речи: речь
не отожествима с любой выразительной реакцией. Речь есть только там, где есть
семантика, значение, имеющее материальный носитель в виде звука, жеста,
зрительного образа и т. д. Но у человека самые выразительные моменты переходят
в семантику.
Всякая речь говорит о чём-то, т. е. имеет какой-то предмет;
всякая речь вместе с тем обращается к кому-то — к реальному или возможному собеседнику
или слушателю, и всякая речь вместе с тем выражает что-то — то или иное
отношение говорящего к тому, о чём он говорит, и к тем, к кому он реально или
мысленно обращается. Стержнем или канвой смыслового содержания речи является
то, что она обозначает. Но живая речь обычно выражает неизмеримо больше, чем
она собственно обозначает. Благодаря заключённым в ней выразительным моментам,
она сплошь и рядом далеко выходит за пределы абстрактной системы значений. При
этом подлинный конкретный смысл речи раскрывается в значительной мере через эти
выразительные моменты (интонационные, стилистические и пр.). Подлинное
понимание речи достигается не одним лишь знанием словесного значения
употреблённых в ней слов; существеннейшую роль в нём играет истолкование, интерпретация
этих выразительных моментов, раскрывающих тот более или менее сокровенный,
внутренний смысл, который вкладывается в неё говорящим.
Речь как средство выражения включается в совокупность
выразительных движений — наряду с жестом, мимикой и пр. Звук как выразительное
движение имеется и у животных. В различных ситуациях, при различном состоянии
животные издают звуки, каждый из которых более или менее единообразно связан с
определённой ситуацией. Каждый крик является выражением определённого аффективного
состояния (гнева, голода и т. д.). Эти инстинктивные выразительные движения
животных ещё не являются речью — даже в тех случаях, когда издаваемые животным
крики передают его возбуждение другим: животное при этом лишь заражает других
своим эмоциональным возбуждением, а не сообщает о нём. В них отсутствует
обозначающая функция.
Пока крик является только выразительным движением,
сопровождающим аффективно-эмоциональное состояние, он может для кого-нибудь,
кто установил и осознал связь, существующую между ними, стать знаком, признаком
наличия этого состояния. Но речью, словом звук становится лишь тогда, когда он
перестаёт только сопровождать соответствующее аффективное состояние субъекта, а
начинает его обозначать. Эмоционально-выразительная функция речи как таковой
принципиально отлична от непроизвольной и неосмысленной выразительной реакции.
Выразительная функция, включаясь в человеческую речь, перестраивается, входя в
её семантическое содержание. В таком виде эмоциональность играет в речи
человека значительную роль. Неправильно было бы целиком интеллектуализировать
речь, превращая её только в орудие мышления. В ней есть
эмоционально-выразительные моменты, проступающие в ритме, паузах, в интонациях,
в модуляциях голоса и других выразительных, экспрессивных моментах, которые в
большей или меньшей степени всегда имеются в речи, — особенно в устной,
сказываясь, впрочем, и в письменной речи — в ритме и расстановке слов;
выразительные моменты речи проявляются далее в стилистических особенностях
речи, в различных нюансах и оттенках. Живая человеческая речь не является
только «чистой» формой абстрактного мышления; она не сводится лишь к
совокупности значений. Она обычно выражает и эмоциональное отношение человека к
тому, о чём он говорит, и часто к тому, к кому он обращается. Можно даже
сказать, что чем выразительнее речь, тем более она речь, а не только язык,
потому что чем выразительнее речь, тем больше в ней выступает говорящий, его
лицо, он сам.
Будучи средством выражения, речь является вместе с тем и
средством воздействия. Функция воздействия в человеческой речи одна из
первичных, наиболее основных её функций. Человек говорит для того, чтобы
воздействовать, если не непосредственно на поведение, то на мысль или чувства,
на сознание других людей. Речь имеет социальное предназначение, она средство
общения, и эту функцию она выполняет в первую очередь, поскольку она служит
средством воздействия. И эта функция воздействия в речи человека специфична.
Звуки, издаваемые животными в качестве «выразительных движений», выполняют и
сигнальную функцию, но человеческая речь, речь в подлинном смысле слова,
принципиально отличается от тех звукосигналов, которые издают животные. Крик,
издаваемый сторожевым животным или вожаком стаи, табуна и т. д., может
послужить для других животных сигналом, по которому они пускаются в бегство или
нападение. Эти сигналы являются у животных инстинктивными или
условно-рефлекторными реакциями. Животное, издавая такой сигнальный крик,
издаёт его не для того, чтобы известить других о надвигающейся опасности, а
потому, что этот крик вырывается у него в определённой ситуации. Когда другие
животные пускаются по данному сигналу в бегство, они также делают это не
потому, что они «поняли» сигнал, поняли то, что он обозначает, а потому, что
после такого крика вожак обычно пускается в бегство и для животного наступила
связанная с опасностью ситуация; таким образом, между криком и бегством
создалась условно-рефлекторная связь; это связь между бегством и криком, а не
тем, что он обозначает.
Сигнальная мимика животных может иметь своим следствием ту
или иную реакцию других животных; но средством сознательного воздействия, при
помощи которого субъект в состоянии оказать воздействие, соответствующее
поставленной им цели, может быть только речь, которая что-то обозначает, имеет
определённое значение. Чтобы включиться в речь, сигнальная функция
выразительных движений должна перестроиться на семантической основе;
непроизвольный сигнал должен приобрести осознанное значение. Речь в подлинном
смысле слова является средством сознательного воздействия и сообщения,
осуществляемых на основе семантического содержания речи, — в этом специфика
речи в подлинном смысле слова, речи человека.
Ни одному учёному не удалось констатировать наличие такой
сигнификативной связи у какого-либо животного. Все попытки Н. Келлога и Р.
Иеркса обучить обезьян речи кончились полной неудачей. Функция обозначения
отсутствует у животных.
В своих опытах В. Келер, дав обезьянам вёдра с красками и
кисти, создал максимально благоприятные условия для выявления у животных
способности создать изображение какого-то предмета. Обезьяны с большой охотой
раскрашивали окружающие предметы, они измазали все стены, но ни разу, при самом
тщательном наблюдении, Келеру не удалось констатировать, чтобы животные
рассматривали продукты своей мазни как изображение, как знаки чего-то другого.
Изобразительного рисунка у них не наблюдалось; функция знака отсутствовала. В
своём исследовании Л. Бушан констатировал, что три различных крика у гиббона
соответствовали различной интенсивности голода, а не различным видам пищи,
которые давались обезьяне. Тот же крик употреблялся при определённой степени
голода, какая бы пища ни давалась гиббону, и разные крики при различной степени
голода и одной и той же пище. Каждый крик был, таким образом, выражением одного
и того же аффективного состояния, а не обозначением объективных обстоятельств
или предметов.
Итак, в речи человека можно психологическим анализом
выделить различные функции, но они не внешние друг другу «аспекты»; они
включены в единство, внутри которого они друг друга определяют и опосредуют.
Так, речь выполняет свою функцию сообщения на основе её смысловой,
семантической, обозначающей функции. Но не в меньшей, а в ещё большей степени и
обратно — семантическая функция обозначения формируется на основе
коммуникативной функции речи. По существу общественная жизнь, общение
превращает крик в носителя значения. Выразительное движение из непроизвольной
разрядки может стать речью, приобрести значение только в силу того, что субъект
замечает то воздействие, которое оно оказывает на других. Ребёнок сначала
издаёт крик потому, что он голоден, а затем пользуется им для того, чтобы его
накормили. Звук сначала выполняет функции обозначения объективно, служа
сигналом для другого. Лишь благодаря тому, что он выполняет эту функцию в
отношении другого, он нами самими осознаётся в своём значении, приобретает для
нас значение. Первоначально отражаясь в сознании другого человека, речь
приобретает значение для нас самих. Так и в дальнейшем — из употребления слова
мы устанавливаем всё более точно его значение, сначала мало осознанное, по тому
значению, в каком оно понимается другими. Понимание является одним из
конституирующих моментов речи. Возникновение речи вне общества невозможно, речь
— социальный продукт; предназначенная для общения, она и возникает в общении.
Притом социальная предназначенность речи определяет не только её генезис; она
отражается и на внутреннем, смысловом содержании речи. Две основные функции
речи — коммуникативная и сигнификативная, благодаря которым речь является
средством общения и формой существования мысли, сознания, формируются одна
через другую и функционируют одна в другой. Социальный характер речи как
средства общения и её обозначающий характер неразрывно связаны между собой. В
речи в единстве и внутреннем взаимопроникновении представлены общественная
природа человека и свойственная ему сознательность.
Всякая реальная конкретная речь или высказывание человека
является определённой специфической деятельностью или действием его, которое
исходит из тех или иных мотивов и преследует определённую цель. В контексте
этих мотивов и целей говорящего объективный смысл или значение его высказывания
приобретает новый смысл: за объективным содержанием того, что сказал говорящий,
выступает то. что он имел в виду, то, что он хотел высказать — дать
почувствовать, или понять, то, ради чего он всё это сказал. Предметный текст
оказывается снабжённым более или менее богатым и выразительным подтекстом.
Образующийся таким образом личностный контекст определяет смысл речи, как
высказывания данного человека. Строясь на основе его предметного значения, этот
личностный смысл речи может как сходиться, так и расходиться с ним — в
зависимости от целей и мотивов говорящего и их отношения к содержанию его речи.
Речь обычно должна разрешить какую-то более или менее
осознанную говорящим задачу и являться действием, оказывающим то или иное
воздействие на тех, к кому она обращена, хотя иногда речь является фактически в
большей или меньшей мере процессом, течение которого непроизвольно определяется
не вполне осознанными побуждениями.
Для того чтобы речь стала вполне сознательным действием,
необходимо прежде всего, чтобы говорящий чётко осознал задачу, которую должна
разрешить его речь, т. е. прежде всего её основную цель.
Однако понимание задачи, которую должна разрешить речь,
предполагает не только осознание цели, но и учёт условий, в которых эта цель
должна быть осуществлена. Эти условия определяются характером предмета, о
котором идёт речь, и особенностями аудитории, к которой она обращена. Лишь при
учёте цели и условий в их соотношении человек знает, что и как ему сказать, и
может строить свою речь как сознательное действие, способное разрешить задачу,
которую поставил себе говорящий.