Когда мы говорим о ментальности, речь идет не только об отражении действительности, но и о возможности воспроизводить образы, представления, эмоции, иллюзии, непосредственно не данные в наличном бытии, а существовавшие в прошлом. И происходит это воспроизведение часто в «неотрефлектированном и неартикулированном выражении», базирующемся на специфике энергоинформационной активности человеческой общности.
Казалось бы, вопрос о природе этноментальности элементарно прост и не может вызвать каких-либо осложнений: достаточно указать на принадлежность данного феномена к сфере этнического, чтобы экстраполировать дуальную природу последнего на предмет нашего исследования. Это действительно так. Но трудность кроется в более широкой проблеме, связанной с происхождением человеческого мышления вообще, его сущностного отличия от каких-либо подобных процессов, присущих дочеловеческой стадии. Следовательно, мы вновь и вновь возвращаемся к вопросу о сущности человека, от понимания которой зависит и трактовка природы ментальности. Вот почему для того, чтобы выяснить природу исследуемого феномена, нам необходимо будет рассмотреть не только вопрос об истоках такого воспроизведения, но и более широкую проблему глубинных истоков процесса познания.
Существует определенная реальность, некая объективность, которая находит отражение в человеческой психике, трансформируясь в идеальную форму посредством субъективности. Процесс познания, таким образом, необходимо рассматривать как своеобразное взаимодействие названной объективности и субъективности, предметности и сознания. Данные субъект — объектные отношения характеризуются не односторонним, а обоюдным взаимовлиянием, ибо, как отмечали еще средневековые схоласты, «когда что-то познается — познается способом того, кто познает». Ж.Пиаже писал, что «для того, чтобы познавать объекты, субъект должен действовать с ними и потому трансформировать их: он должен перемещать их, связывать, комбинировать, удалять и вновь возвращать. Начиная с наиболее элементарных сенсоромоторных действий… и кончая наиболее изощренными интеллектуальными операциями, которые суть интериоризованные действия, осуществляемые в уме (например, объединение, упорядочивание, установление взаимно-однозначных соответствий), познание постоянно связно с действиями или операциями, т.е. с трансформациями. В историко-материалистической философской традиции этот факт нашел отражение в тезисе об относительной самостоятельности сознания».
«Исходный момент любого этногенеза, – подчеркивал Л.Н.Гумилев, – специфическая мутация небольшого числа особей в географическом ареале. Такая мутация не затрагивает (или затрагивает незначительно) фенотип человека, однако существенно изменяет стереотип поведения людей. Но это изменение — опосредованно: воздействию подвергаются, конечно, не само поведение, а генотип особи. Появившийся в генотипе вследствие мутации признак пассионарности обусловливает у особи повышенную по сравнению с нормальной ситуацией абсорбцию энергии из внешней среды. Вот этот-то избыток энергии и формирует новый стереотип поведения, цементирует новую системную целостность».
Т.Н.Поплавская в своей работе «Генезис менталитета личности в национальной культуре» пишет: «Анализ структуры менталитета дает нам возможность понять его как многоуровневое и многогранное образование, элементами которого являются: понимание, интуиция, ментальное сознание и ментальные структуры».
Далее автор поясняет, что ментальное сознание – это глубинный уровень индивидуального сознания, которое выступает универсальной основой использования всякого знания о мире в действительности, условием, при котором человеческое знание выявляет свое истинное значение для жизни, получает онтологические характеристики.
Ментальные структуры как элемент бессознательного задает главный тон мироощущений и эмоциональной окраски сознания. Через свой интимно-личностный характер они выступают как непосредственная жизненная реальность, которую почти невозможно определить и выразить в рациональных, окончательных понятиях.