Марксистская теория международных отношений
К.Маркс и Ф.Энгельс, разрабатывая материалистическую концепцию политики, заложили базовые основы специфической теории международных отношений.
Меринг и Рязанов, приводя в порядок статьи, очерки и рукописи обоих авторов по вопросам международной политики, обнаружили, что эти материалы, хотя и откликаются, казалось бы, на частные вопросы, но охватывают полувековую перспективу. И разрабатывается именно стратегическое, долгосрочное видение, особенно, после вдохновивших их на размышления событий 1848 года. Понемногу, в связи с перипетиями международной политики, видение это уточняется. Но даже когда оценки и суждения пересматриваются, исправления вносятся не на субъективной или произвольной основе. Они делаются на основе уточнения отношений силы между державами, утверждения новых политических течений внутри той либо иной страны, следствий, которые имели некоторые частные или совместные инициативы в сфере внешней политики.
Уточнения, впрочем, необходимы в данном виде анализа в силу самой природы объекта исследования; не будем забывать, что Маркс и Энгельс своими глазами видели образование двух крупных государств, Германии и Италии, и окончательное объединение по завершении широкомасштабной гражданской войны ещё одного – США.
Из написанного К.Марксом и Ф.Энгельсом, однако же, следует не столько неизбежное уточнение предыдущих точек зрения, сколько инвариантное продолжение определенных основополагающих линий интерпретации эволюции международной политики. И это не случайно. Действительно прочную поддержку данные линии интерпретации получают в общей теории марксизма. Вопрос о международных отношениях – ветвь этого теоретического ствола.
«Но в пятидесятые годы Маркс посвящал себя не только изучению «буржуазного мира», – пишет Рязанов в работе «Карл Маркс об истоках господства России в Европе». – Не менее усердно занимался он «тайнами международной политики». Лондон был не только наблюдательным пунктом, наиболее пригодным для изучения экономических отношений внутри мирового рынка, а так же, как и Гаага XVIII века, являлся местом, где быстрее, чем где бы то ни было, минимально ощутимое изменение в сфере международных политических отношений фиксировалось в сводках Биржи – как барометр регистрирует малейшие изменения атмосферного давления».
В первый период политической и теоретической деятельности К.Маркса и Ф.Энгельса их наблюдательный пункт – Лондон, служит им якорной стоянкой; он станет и их лабораторией, но и тогда, когда они только направлялись в этот город, бывший в ту пору всемирной столицей капитализма, научный инструментарий у них уже был разработан.
За неимением возможности проанализировать весь инструментарий, мы рассмотрим только некоторую его часть. До 1848 г. и «Манифеста Коммунистической партии» Маркс и Энгельс знакомятся, обсуждают и проясняют, для себя, свои идеи результатом этого стала объемистая рукопись, которую они решают оставить для «грызущей критики мышей». А когда она была вновь найдена, внимание привлекли те части, где обсуждались философские вопросы. Однако рукопись содержит больше, чем простую критику идеологии.
В «Немецкой идеологии» (1845-1846 гг.) Маркс и Энгельс разрабатывают материалистическую концепцию политики. Совершенно очевидно, что данная концепция базируется на их же понимании политической жизни мира и отношений, завязывающихся в ней.
Так что не следует удивляться, находя выявленные в «Немецкой идеологии» определенные фундаментальные принципы марксистской теории международных отношений.
Остановимся на первом — взаимозависимость наций. Вот как она сформулирована: «При помощи универсальной конкуренции она [крупная промышленность] поставила всех индивидов перед необходимостью крайнего напряжения всей своей энергии. Где только могла, она уничтожила идеологию, религию, мораль и т.д., а там, где она этого не сумела добиться, она превратила их в явную ложь. Она впервые создала всемирную историю, поскольку поставила удовлетворение потребностей каждой цивилизованной страны и каждого индивида в ней в зависимость от всего мира и поскольку уничтожила прежнюю, естественно сложившуюся обособленность отдельных стран».
Крупная капиталистическая индустрия творит мировую историю, поскольку она создает мировой рынок; отныне все нации «зависят» от всего мира, включая, и мы увидим это, наименее развитые.
Но всеобщая конкуренция и взаимозависимость наций не являются полным объяснением специфической природы межгосударственных отношений.
Отсюда мы приходим ко второму принципу: «Крупная промышленность создала повсюду в общем одинаковые отношения между классами общества и тем самым уничтожила особенности отдельных национальностей. И, наконец, в то время как буржуазия каждой нации ещё сохраняет свои особые национальные интересы, крупная промышленность создала класс, которому во всех нациях присущи одни и те же интересы и у которого уже уничтожена национальная обособленность, — класс, который действительно оторван от всего старого мира и вместе с тем противостоит ему».
Конкуренция и взаимозависимость делают буржуазию всеобщей, однако особые национальные интересы при этом сохраняются.
В силу всеобщей конкуренции, политика буржуазии в мире отражает и взаимозависимость, и особые интересы. Следовательно, международные отношения – это отношения всеобщего и частного. Марксистская теория международных отнощений становится наукой, она объясняет противоречивую диалектику общего и частного в начатой капитализмом мировой истории.
Проанализировать эту действительность в состоянии только научная теория, выработанная в рамках материалистического понимания политики.
Маркс и Энгельс пишут: «…начиная с Макиавелли, Гоббса, Спинозы, Бодена и других мыслителей нового времени, не говоря уже о более ранних, сила изображалась как основа права; тем самым теоретическое рассмотрение политики освобождено от морали, и по сути дела был выдвинут лишь постулат самостоятельной трактовки политики».
Теоретический анализ международной политики капитализма требует более разработанного инструментария, того, который оставили нам учителя, освободившие политику от морали и поместившие её в плоскость силы.
Международные отношения – это, разумеется, отношения между силами, между государствами, но между силами и государствами капиталистическими.
Если наша интерпретация верна, то отсюда следует, что критика всех теорий, предусматривающих в итоге трансформацию капитализма в сверхкапитализм, сверхнацию, сверхимпериализм и сверхгосударство, критика, впоследствии развитая В.И.Лениным, уже содержится в тех принципах, которые можно почерпнуть в книге К.Маркса и Ф.Энгельса.
В «Немецкой идеологии» есть и третий тезис, чрезвычайно важный для всей марксистской теории международных отношений: «Таким образом, все исторические коллизии, согласно нашему пониманию, коренятся в противоречии между производительными силами и формой общения. Впрочем, для возникновения коллизий в какой-нибудь стране, вовсе нет необходимости, чтобы именно в этой стране данное противоречие было доведено до крайности. Конкуренция, вызванная расширенным международным общением с более развитыми в промышленном отношении странами, является достаточной причиной дабы породить и в странах, обладающих менее развитой промышленностью, подобное же противоречие (так, например, конкуренция английской промышленности обнаружила в Германии скрытый пролетариат)».
История подтвердила обоснованность данного тезиса, принятого сначала в общем виде Каутским и Парвусом, затем в рамках революционной, более широкой и более прочно связанной с реальностью стратегии, Лениным.
Тезис об «историческом столкновении», или социально-политическом потрясении, спровоцированном извне, важная составная часть марксистской теории международных отношений.
В качестве примера приведем сделанный Марксом и Энгельсом анализ социально-политических кризисов в России, вызванных колебаниями мирового сельскохозяйственного рынка.
Их тезис о равновесии государств сам по себе не может быть полностью понят без ссылки на понятие «историческая коллизия», спровоцированной в данной стране извне. И относится это как к действию конкуренции на мировом рынке, так и к следствиям изменений, отмеченных в самом равновесии между государствами, изменений, предопределенных, в конечном счете, колебаниями мирового рынка.
Революции в России в 1905 и 1917 гг. в том, что касается рынка и равновесия, подтверждают основу научного подхода к русскому вопросу, предложенного Марксом и Энгельсом и их верным учеником В.И.Лениным, который лучше, чем кто бы то ни было, понял великий урок «исторических коллизий», вызванных извне, и не стал терять время в философических играх на противоречии между производительными силами внутри национального огорода.
Противоречие это, учат нас Маркс и Энгельс, всеобщее, поскольку глобальны экономика и политика. Конкуренция в мировой экономике предопределяет мировую политику, а, следовательно, также и национальную политику, которая должна приспосабливаться к движению истории, ставшей всемирной, выдерживая все её противоречия. Такова участь, избежать которую она не может, даже если попытается вновь замкнуться в себе самой, отказываясь приспосабливаться.
Достаточно развивать международные отношения, чтобы противоречие передовой зоны появилось в экономически более отсталом регионе. И более того, острая международная конкуренция передовой зоны провоцирует социальные изменения везде, вплоть до отсталых регионов, и вызывает появление «потенциального пролетариата»; другими словами, она запускает процессы пролетаризации.
Мировая история, включая и наш век, превратила идеологию в объект насмешек; она подвергается не только «грызущей критике мышей» в подвале Маркса, но и более энергичной, более насыщенной фактами критике.
Некоторые исследователи пытались противопоставить марксистскую теорию международных отношений традиционной теории равновесия держав. Мы полагаем, что в данном случае речь идет о ложном противопоставлении, ибо, если истинно то, что марксистская теория решительно отходит от традиционной теории равновесия, то также истинно и то, что марксистская теория империализма включает в себя и применяет понятие равновесие держав.
Рассмотрим основное возражение, которое вызывает теория равновесия.
В соответствии с ней систему государств уже нельзя было бы описать в терминах равновесия, так как уже не существовало бы хаоса держав, которые следовало бы уравновешивать, и потому что государства группировались бы вокруг двух полюсов, американского и российского. Мир уже не находился бы в беспорядочном состоянии множества держав, а был бы организован в два блока, руководимых двумя супердержавами, обладательницами ядерных арсеналов и вынужденных согласовывать и унифицировать правила в отношениях между государствами.
Если равновесие вызвано неорганизованной многополярностью, то организованная двухполюсность больше не нуждается в равновесии и не может объясняться теорией равновесия.
Данный тип анализа, обобщённый нами, с одной стороны не соответствует реальности мировой системы и, с другой, не соответствует марксистской теории империализма. Именно этой теории принадлежит заслуга открытия закона неравномерного развития капитализма, который выражается в невозможности продолжительной стабильности двух блоков, скованных двумя сверхдержавами, в упадке одних государств и взлёте других.
Неравномерное развитие капитализма детерминирует динамику множества держав, и она ведёт к множеству полюсов. Даже тогда, когда многополюсное развитие может привести к двухполюсной перегруппировке, оно в любом случае запускает хаотичный процесс преходящего мультиполяризма; процесс, пусть преходящий и случайный, но оставляющий место и равновесию, и ситуациям нарушенного равновесия.
Даже в данном случае, чтобы понять процесс, будет необходимо обратиться к концепции равновесия.
Анализ империализма последних десятилетий показывает то, что неравномерное развитие порождает противоположную тенденцию. Подтвердить то, что последнее десятилетие увидело установившийся двухполюсный мир, нечем, а утверждать, что оно стало свидетелем усиления многополярности, можно не рискуя. Тенденция в настоящий момент идет, бесспорно, в данном направлении.
Нельзя исключать, что в будущем тенденция вновь сменится на противоположную. Впрочем, возможный анализ марксистской теории международных отношений требует большего, чем простое приложение марксистской теории равновесия государств. Соответствующее, базирующееся на науке, развитие данной теории становится все более и более необходимым. Чтобы постичь будущее империализма, нам необходим при возрастающей сложности международных отношений более заточенный, более совершенный инструментарий для анализа.
Такой инструментарий может в огромном количестве выйти из марксистской кузницы политической науки. От нас зависит, сумеем ли мы выковать его в нужный момент.
Ленин об отношениях между империалистическими державами
В начале 60-х годов, в свете советско-китайских разногласий, мы постарались точно описать ленинскую стратегию в китайском вопросе. Тогда же мы утверждали, что как наука, в которой политическое действие не произвольная тактика, а направляющая линия вмешательства в объективный процесс мировой экономики, линия борьбы между классами, марксистская концепция международной политики была развита недостаточно. Имеется мало используемое достояние марксизма, которое необходимо применить к материалистической науке о международной политике.
С другой стороны, без научного анализа международной политики не может быть революционной стратегии пролетариата.
Речь идет не только об анализе экономических процессов, происходящих в капиталистической системе в различных регионах планеты, не только об анализе тенденций империализма, так как сам по себе он не позволяет понять изменения в надстройке, то есть в отношениях между державами.
Но именно они непосредственно определяют международную политику. Следовательно, они – предмет анализа марксистской науки, когда она применяется к специфичному аспекту социальной действительности в мире. В стратегическом анализе проблема отношений между государствами затрагивается ежедневно и под специфическим углом отношений силы, поскольку для марксизма отношения между государствами – это, прежде всего, отношения силы.
На этой стадии становится необходимым дать точное определение понятий «держава» и «сила», применяемых при анализе международных отношений, тем более что в этом специфическом разделе теории и политической практики понятия «держава» и «сила» используются повсеместно. Понятия «держава» и «сила» для буржуазной теории международных отношений – это то же, что понятия «капитал» и «труд» для буржуазной экономической теории.
Это оболочка, в которую различные школы вкладывают разное содержание. В никакой другой сфере не пользуются более непринужденно понятиями «держава» и «сила», как в сфере международных отношений: и в теории, и в политической практике.
Объяснение, как всегда, находится в практике. Отношения между государствами есть отношения между державами, отношения силы. Государственные надстройки в их взаимоотношениях играют главную роль – роль организованной силы. А идеологическая пропаганда в межгосударственных отношениях играет минимальную роль.
Если и есть сфера, где теория Грамши о гегемонии, базирующейся, если называть вещи своими именами, в большей мере на консенсусе, чем на принуждении, показывает всю свою несостоятельность, то это именно сфера международных отношений. И не случайно, внутри государства есть возможность достичь консенсуса пропагандой, так как господствующий класс здесь владеет средствами производства и организует репрессивный аппарат. Именно на основе отношений силы господствующий класс данной страны устанавливает свою идеологическую гегемонию. Но чтобы была возможность установить её в другой стране, он должен прежде изменить существующее соотношение сил; но в него впутаны не две страны, а вся международная система отношений. И только после того, как эти отношения будут изменены силой, идеологическая пропаганда может сыграть свою роль. Но никогда не было и никогда не будет того, чтобы империалистическая держава установила свое господство посредством идеологической гегемонии, и даже чтобы подобная идеологическая гегемония сохранила господствующую позицию, когда соотношение сил позволяет её ликвидировать. Сколь сильным ни являлось бы идеологическое влияние господствующей страны, её упадок выражается либо в присвоении нацией импортированной идеологии (в случае ассимиляции), либо в её изменении (в ином случае).
Грамши, взяв в истории понятие «гегемония», вынужден заключить его в национальные рамки, в отношения между классами внутри государства, а в международных рамках, в отношениях между государствами, где оно и возникло, проявилось его идеалистическое бессилие объяснить реальные процессы формирования международных отношений с их динамикой конфликтов, стагнациями и потрясениями.
Для буржуазии, быстро осознавшей перерастание в империализм, определение содержания понятия «держава» ссылкой на культурную и идеологическую гегемонию, представление силы интеллекта в качестве основы господства, выделение из государственной надстройки элемента, играющего меньшую роль в международных отношениях, стало теоретическим учением о внешней политике. Это учение, по сути, не только бесполезно, но и вредно.
Идеалистическая школа истории неизбежно должна была занять второстепенное положение, за исключением наиболее слабых в империалистическом смысле стран, к примеру, Италии, где под действием, среди прочего, грамшистских и тольяттинских течений, продолжает существовать теория «примата политики». В ней политика, и внешняя и внутренняя, понимается как практическое действие, всегда оригинальное и уникальное, в связи с чем в отношениях между государствами «исчезают» постоянные, объективные законы.
Когда предпочтение отдается надстроечным, идеологическим аспектам, различным державам, причем тем, в которых организованное военными и политическими способами насилие выражается более открыто, легко найти в каждом из них национальную особенность, оригинальную и уникальную, а в любом действии данного государства в отношении других стран, враждебных, союзных или нейтральных, нечто неопределенное, невысказанное… Именно так заканчивают грамшисты и тольяттинцы, объясняя политику различных государств личными качествами их руководителей; но они не объясняют, почему эти руководители проводят определенную политику и почему они же затем её меняют. Реально они не объясняют ничего, так как не дают объективной характеристики, даже личностям руководителей и руководящим группам. В более сильных империалистических странах буржуазия, наоборот, вынуждена обеспечить себя теориями, которые стараются осветить законы развития межгосударственных отношений. Эти школы, в сущности, больше обращаются к дефинициям «держава — сила», чем к понятию «гегемония».
Немецкий империализм создал теории, в которых основа могущества отыскивается в географическом детерминизме. Но теории эти должны были рухнуть очень быстро, вместе с крахом географической и геополитической мощи; территориальное пространство имеет ценность только как географические параметры рынка, а не как параметр экономики. Поражения, которые экономическое превосходство нанесло немецкому империализму, должны вывести из употребления теории, построенные на идее географического господства.
В настоящее время ведущими теориями являются теории господствующего империализма – империализма США. Революционный марксизм должен знать их, как он всегда знал и критиковал экономические и политические теории империализма, разработанные определенными группами самых сильных классовых врагов. Открывая их, пролетариат сможет лучше, чем через столь же ложные культуры, увидеть, с какой свободой от предрассудков трактуются межгосударственные отношения.
Не бывало никогда, чтобы идеология о внутригосударственных вопросах говорила, что отношения буржуазии и пролетариата основываются на равновесии страха и что это хорошо, поскольку обеспечивает мир между классами и т.д. Но об отношениях между государствами именно это говорится открыто. Внутри любого государства господство капитализма используют для примирения классов, для построения демократических отношений, смягчающих классовые интересы, для национального единства. Когда же речь заходит о внешней политике, теории открыто говорят, что отношения между государствами базируются на силе тех и других.
Когда эти теории провозглашают, что международная жизнь есть борьба за власть, а та в свою очередь основана на силе, то они вынуждены признать истину, чтобы оправдать собственную поддержку действий империализма. В целом, для данных теорий могущество связывается с определенным числом факторов, придающих силу государству; среди них — население, природные ископаемые, технология и военный аппарат. Ниже мы увидим, чему служит эта многофакторная теория.
К этой базисной концепции привязаны все ответвления и варианты, используемые во внешней политике США — идея системы равновесия, основанная на международном консенсусе; идея равновесия стран, смягчающих конфликты; идея равновесия, позволяющего избежать конфликтов, а также идеи ядерного равновесия и ограниченной войны, вплоть до идеи системы, основанной на законности норм поведения, оправдывающей наказание нарушившей их страны.
Как бы то ни было, но очень интересно наблюдать, что все эти теории признают силу в качестве основы международной политики. В своих теоретических абстракциях они, в конечном счете, отражают практическую силу империализма, выражением которого они и являются.
На данном этапе необходимо исследовать, как марксизм понимает силу в международных отношениях.
Для В.И.Ленина экономическая сила – это сущность политической мощи, выражающейся в различных формах. Международная политика есть комплекс отношений между державами, ввязавшимися в борьбу за раздел мирового рынка, раздел, производящийся пропорционально капиталу. В этой формулировке содержатся фундаментальные критерии, необходимые для научного анализа международных отношений, необходимые для марксистской науки о международной политике.
Объектом специального изучения этой науки являются формы борьбы между государствами. Борьба, по Ленину, «постоянно» меняет форму. Следовательно, анализируя лишь её формы, невозможно проанализировать борьбу. Изучать следует, с точки зрения науки. Константа в этой борьбе — повторяемость явлений. «Сущность борьбы, её классовое содержание прямо-таки не может измениться», — утверждает В.И.Ленин. А каково это классовое содержание, эта сущность? Это — экономическая борьба (раздел мира).
Объективная роль буржуазных теорий другая – «подчёркивать то одну, то другую форму этой борьбы». Однако, именно выявляя формы борьбы, буржуазные, а также оппортунистические теории, рабски подражающие им, находят повод дистанцироваться друг от друга, разделиться на однопричинные и многопричинные, даже когда в посылке лежит понятие силы. Все более или менее значимые теории обращаются к понятиям «держава-сила», но они пользуются ими, чтобы объяснить формы, а не содержание борьбы. Другими словами, они придают значение содержания тем формам, которые борьба принимает каждый раз.
Марксистская же наука, наоборот, анализирует классовое содержание борьбы. Следовательно, она в состоянии увидеть изменения соотношения сил, трансформацию этого соотношения, которое соответствуют изменениям в борьбе за раздел мира.
По Ленину, «делят они его «по капиталу», «по силе»», «силе» экономической. Она – пропорция, часть капитала. Критерий, по которому сила соответствует экономической мощи, не является ограниченным, он полностью отвечает потребностям научного анализа. Это означает, что цель науки о международной политике – не механический перевод любого аспекта силы страны в экономические показатели, а анализ динамики отношений между государствами и изменения этих отношений.
В.И.Ленин прямо говорит, что «для понимания происходящего надо знать, какие вопросы решаются изменениями силы, а есть ли это — изменения «чисто» экономическое или внеэкономическое (например, военные), это вопрос второстепенный».
Для Ленина важно выделить то, что детерминирует изменение силы: «Сила же меняется в зависимости от экономического и политического развития».
Динамика международных отношений опирается на динамику экономического и политического развития. Именно этой динамикой экономического и политического развития предопределяется борьба за раздел, который осуществляется пропорционально «капиталу». Сила меняется по мере экономического и политического развития. Неравномерное развитие капитализма детерминирует объективное состояние постоянного процесса изменения сил.
В сущности, международная политика есть непрерывный процесс изменения отношений между державами. Только марксистская теория дает концептуальный инструментарий, позволяющий анализировать этот процесс. Только революционная стратегия выявляет классовые силы, позволяющие её разрешить.