Содержание
Введение
1. О смерти и посмертном существовании
2. О смысле жизни
3. О счастье
Заключение
Список литературы
Введение
Вопрос жизни и смерти занимал очень многих русских писателей. Особенно ярко он выражен в произведениях Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, позднее будет волновать Булгакова.
Объяснение феномена сосуществования добра и зла, жизни и смерти в созданном Богом мире, является одной из ключевых проблем в творчестве многих философов, писателей, ученых. Принимая во внимание многочисленные факты несовершенства мира, человек непроизвольно может задаться вопросами о бытие и небытие, о посмертном существовании, о душе, о смысле жизни, о счастье, о Боге и т.д. Ф. М. Достоевский в своих произведениях рассматривает эти явления с различных точек зрения.
Романы Федора Достоевского поведали человечеству о великих битвах за сердца и души людей, о поисках и падениях, об отречениях и обретениях путей к истине, добру, красоте через муки и заблуждения лжеидей лжепророков, через страдания душевные, через путаницу понятий, шаткость идейных устоев, к царству справедливости на земле, мечта о котором неистребимо жила в народе.
Достоевский рассматривал человека не в психологическом аспекте, но в метафизическом. Это был совершенно новый подход в понимании человека, оказавший решающее влияние на развитие западной и русской философии. Немногие мыслители смогли настолько глубоко проникнуть в суть человеческой личности, насколько это удалось Ф. М. Достоевскому. Многое в природе человека, то, что было признано затем бесспорно всеми, разгадал именно он. История человечества, в большинстве своем трагичная, складывается из миллионов и миллионов трагичных жизней конкретных и уникальных личностей. Не удивительно поэтому, что, проникнув в сущность природы человека, Достоевский смог понять и суть Истории, в том числе будущей.
Современная цивилизация ориентирует человека прежде всего на потребительские блага, обезличивая его внутренний мир. Заветы русского классика утверждают идеал духовной личности, чувствующей свое органичное единство с природой, ближними и Творцом.
Творчество каждого писателя, поэта во многом определяется его судьбой. У Федора Михайловича Достоевского была очень сложная жизнь. Тяжелый характер отца, смерть матери, когда Федору было всего шестнадцать лет, арест и приговор к расстрелу, помилование, ссылка в Омский острог, потом солдатчина в Семипалатинске, смерть горячо любимого брата — все это не могло не повлиять на формирование взглядов писателя. “Сибирские повести”, “Дядюшкин сон”, “Село Степанчиково и его обитатели”, “Записки из мертвого дома”, “Идиот”… Каждое из произведений Достоевского несет на себе отпечаток его жизни.
О смерти и посмертном существовании
Проблема смерти и посмертного существования человека постоянно присутствует на страницах произведений Достоевского и непосредственно отражает наиболее важные принципы его мировоззрения. Наиболее странным и загадочным произведением, связанным с этой темой, безусловно, является рассказ «Бобок» из «Дневника писателя» за 1873 год. Выраженное здесь отношение к смерти и посмертному существованию настолько необычно, а изображение кладбищенского «бытия» мертвецов в могилах носит настолько шокирующий, натуралистичный характер, что в критической литературе, посвященной Достоевскому, установилась традиция интерпретировать этот рассказ как чистую аллегорию, которую не нужно понимать буквально и в которой выражен некий скрытый смысл, ничего общего не имеющий с темой смерти и «загробного» существования.
Однако к этому произведению можно отнестись и совсем иначе, если признать, что в нем Достоевский дал буквальное и прямое выражение определенного среза своего мировоззрения, и именно стремление к предельной ясности не позволило ему «смягчить» изображение, сделать его более «благопристойным». Чтобы понять, что хотел сказать Достоевский своим рассказом, нужно обратиться к другим его произведениям, в которых проступает (хотя и не так явно) та же самая тема и те же самые сюжетные мотивы, обретающие гораздо большую философскую глубину.
Главный герой рассказа «Бобок»— не названное по имени «одно лицо», очень напоминающее главного героя «Записок из подполья», — случайно попадает на похороны и после завершения всех похоронных процедур остается на кладбище в одиночестве. Присев на могильную плиту, чтобы немного отдохнуть, он внезапно начинает слышать странные голоса и затем понимает, что это разговаривают мертвецы в своих могилах. К своему удивлению и ужасу он узнает, что покойники некоторое время продолжают «жить», т.е. обладают сознанием, несмотря на непрекращающийся процесс разложения их тел, и способны вступать в «общение» друг с другом, образуя некоторую пародию на светское общество; «наверху, — говорит один из мертвецов, — когда мы жили, то считали ошибочно тамошнюю смерть за смерть. Тело здесь еще раз как будто оживает, остатки жизни сосредоточиваются, но только в сознании. Это — не умею вам выразить — продолжается жизнь как бы по инерции. Все сосредоточено … где-то в сознании и продолжается еще месяца два или три… иногда даже полгода… Есть, например, здесь один такой, который почти совсем разложился, но раз недель в шесть он все еще вдруг пробормочет одно словцо, конечно бессмысленное, про какой-то бобок: “Бобок, бобок”, — но и в нем, значит, жизнь все еще теплится незаметною искрой…»
В произведениях Достоевского мы постоянно сталкиваемся с героями-самоубийцами; эта тема постоянно присутствует и на страницах «Дневника писателя». При безусловной уверенности в нашем бессмертии он преобразуется в вопрос о том, что за «новая жизнь» предстоит нам за гранью смерти — «лучше» или «хуже» она нашей нынешней жизни, хотя и несовершенной, но бесконечно дорогой нам. Возвращаясь к рассказу «Бобок», можно сказать, что его можно рассматривать как возможный ответ на этот главный вопрос, причем ответ, поражающий своей безысходностью, показывающий, какие ужасные варианты нашего будущего вставали в воображении Достоевского в его размышлениях на эту тему.
В «Бобке» представление о «новой жизни» как кладбищенском существовании покойников выражено с наибольшей ясностью и натуралистической конкретностью, однако его следы можно найти и в других произведениях Достоевского. Особенно выразительно появление этого представления в еще одном фрагменте из «Дневника писателя» — в рассказе «Сон смешного человека», в котором Достоевский единственный раз высказывается совершенно определенно по поводу возвышенного идеала человеческой жизни. Герой рассказа, подобно многим другим героям Достоевского, решает покончить с собой, и причина его поступка, как и у Ипполита, — убеждение в полной бессмысленности жизни. Выполняя свое решение, он стреляет себе в сердце. Далее в рассказе следует очень любопытный фрагмент, прямо соотносящийся с описанием кладбищенской жизни в «Бобке» и наглядно доказывающий, что для Достоевского тема могильного существования была предельно важной, имела буквальный, а не аллегорический смысл. Герой во всех подробностях рассказывает о той «новой жизни» после смерти: «…боли я не почувствовал, но мне представилось, что с выстрелом моим все во мне сотряслось и все вдруг потухло, и стало кругом меня ужасно черно. Я как
будто ослеп и онемел, и вот я лежу на чем-то твердом, протянутый, навзничь, ничего не вижу и не могу сделать ни малейшего движения … И вот меня зарывают в землю. Все уходят, я один, совершенно один. Я не движусь. Всегда, когда я прежде наяву представлял себе, как меня похоронят в могиле, то собственно с могилой соединял лишь одно ощущение сырости и холода. Так и теперь я почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам пальцев на ногах, но более ничего не почувствовал. Я лежал и, странно, — ничего не ждал, без спору принимая, что мертвому ждать нечего. Но было сыро. Не знаю, сколько прошло времени, — час или несколько дней, или много дней. Но вот вдруг на левый закрытый глаз мой упала просочившаяся через крышку гроба капля воды, за ней через минуту другая, затем через минуту третья, и так далее, и так далее, всё через минуту». Здесь со всей очевидностью встает ключевой вопрос, определяющий самое главное в мировоззрении Достоевского: от чего же зависит, какой вариант «новой жизни» будет ждать нас после смерти — тот, который нарисован в «Бобке», или тот, возможность которого Достоевский обозначает в рассказе «Сон смешного человека»? Не вдаваясь в детали сразу сформулируем ответ, который Достоевский дает всем своим творчеством: это зависит исключительно от усилий самого человека, от его неустанного стремления к совершенству уже в земной жизни. Ведь и «смешному человеку» дано было соприкоснуться с совершенной «новой жизнью» только после того, как он стал «негодовать» и требовать от высшей силы справедливости. Если же человек подчиняется законам несовершенного мира и отказывается вести трагическую и, на первый взгляд, совершенно безнадежную борьбу с этими законами, с «темной силой» разложения и тления, то после смерти он обретет «новую жизнь» уже полностью подвластную этой «темной силе», и его уделом станет вечное существование, подобное существованию кладбищенских персонажей «Бобка».
Вспомним мысли Ипполита, его высказывание о будущей жизни и провидении: «Вернее всего, что все это есть, но что мы ничего не понимаем в будущей жизни и в законах ее». Вот чего касаются его сомнения и о чем он мучительно размышляет, вспоминая о смерти. Вера в бессмертие сочетается в его душе с тяжкими сомнениями в том, что законы посмертного существования будут более разумными и ясными по сравнению с законами, навязанными нашему миру слепой, темной силой. И вид мертвого Христа с картины Гольбейна заставляет его усомниться не в идее бессмертия как таковой, а в том понимании бессмертия и воскресения, которые провозглашены в каноническом христианстве — в понимании бессмертия как вечной жизни в совершенном теле и в абсолютно совершенном, божественном мире. Всеразрушающая «темная сила», сила земного тления, кажется Ипполиту слишком могущественной и непобедимой, чтобы можно было поверить в существование мира, не подчиненного ее власти. Даже если в мире и есть «светлая сила», сила воскресения к совершенству, в которую верил Христос, эта «светлая сила» не может быть абсолютной и должна признать свою неспособность окончательно победить «темную силу».
Если принять эту логику, то убеждение в бессмертии, т. е. в какой-то вечной жизни, превращается из благой и спасительной идеи, помогающей человеку жить, в ужасную, пугающую мысль — быть может, еще более ужасную, чем мысль о полном уничтожении. Смерть — это только условная, относительная грань жизни, за которой следует «новая жизнь». Но какова эта жизнь? Можно ли считать ее более совершенной, чем наше земное существование? И если считать судьбу тела после смерти знаком и выражением каких-то сторон посмертного существования человека, то не будет ли естественным предположить, что в этом посмертном существовании мы окажемся в полной и окончательной власти бездушной силы тления?
Тот факт, что эти вопросы мучили Достоевского на протяжении всей его жизни, находит подтверждение и во многих других его произведениях. Прежде всего здесь вспоминается Свидригайлов из «Преступления и наказания», который в одной из бесед с Раскольниковым развивает целую теорию о том, что смерть — это переход из одного «мира» в другой, существующий по совершенно иным законам. Интересно, что сам этот «переход» Свидригайлов мыслит как постепенный, уже в болезни человек начинает свое движение к другому бытию, уже как бы частично причастен посмертному миру и поэтому способен видеть людей, пребывающих в нем (т. е. видеть умерших людей); это и есть призраки. При этом Свидригайлова преследуют те же ужасные мысли, что и Ипполита, он точно так же, как и последний, сомневается в том, что «миры» посмертного существования более совершенны, чем наш земной мир. Именно это имеется в виду в его словах о вечности: «Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится». Эти пауки Свидригайлова, олицетворяющие абсурдность грядущего «бессмертия», заставляют вспомнить видение Ипполита — огромного тарантула, символизирующего власть «темной силы». Рогожин в романе выступает как своего рода живой «покойник», как человек, уже в этой жизни оказавшийся под полным господством «темной силы», и поэтому явление его призрака (или его самого?) Ипполиту оказывается прямым «вызовом» «темной силы», ее прямой насмешкой над человеком, который пытается найти в мире и в себе иную силу, способную противостоять ей. «Это привидение, — с горечью констатирует Ипполит, — меня унизило. Я не в силах подчиняться темной силе, принимающей вид тарантула». После этого он и приходит к окончательному решению покончить с собой; смысл его решения — в желании «отомстить» «темной силе», подобно тому как «логический самоубийца» желает «отомстить» бездушным, мертвым силам природы.
В мире разрушаемых ценностей, относительных идей, скептицизма и шатания в главных убеждениях его герои мучительно ищут твердых, незыблемых оснований «земной и духовной жизни», ибо, как понимает уже юный Аркадий Долгорукий, «мало опровергнуть прекрасную идею, надо заменить ее равносильным прекрасным». Эпоха требовала выработки сильной скрепляющей нравственной идеи, именно такие идеи ищут и не находят для себя герои Достоевского.
В произведениях Достоевского сплетаются в клубок самые не согласные, самые чуждые друг другу настроения: страх смерти и чувство неспособности к жизни, неистовая любовь к жизни и сознание себя недостойным ее. Ко всему этому еще одно: какой-то странный инстинкт неудержимо влечет человека к самоуничтожению. Смерть полна властного очарования, человек безвольно тянется к ней.
«Я думаю, — пишет Достоевский, — что много самоубийств совершилось потому только, что револьвер уже был взят в руки».
«Если бы у меня был револьвер, — говорит Подросток, — я бы прятал его куда-нибудь под замок. Знаете, ей-богу, соблазнительно! Если торчит вот это перед глазами, — право, есть минуты, что и соблазнит».
О смысле жизни
Личность, в понимании Федора Михайловича, есть самостоятельно мыслящий человек, безличность — это подражатель. Самостоятельное мышление — одно из важнейших измерений личности. Достоевский считал, что в плане самостоятельности мышления личностью может стать каждый, независимо от уровня образования. Личностью может быть простой крестьянин, безличностью может быть и академик. Человек может менять свои убеждения, оставаясь личностью, если было что менять, если это что — свое, а обмен происходит не под влиянием моды или выгоды.
У Достоевского есть еще одно измерение человеческой личности — ценностная жизненная ориентация. Фактически это проблема смысла жизни человека. Безличность видит смысл жизни в обладании материальными благами (богатство, власть), личность — в сохранении и совершенствовании себя, то есть своего духовного мира. Безличность ориентируется на «иметь», а личность — на «быть».
Человек должен самостоятельно осмыслить себя и свое назначение в мире. «Жизнь задыхается без цели». Личность существует не для себя. Но торжество безличности так велико, что живущие ради «быть» кажутся аномалией, «идиотами». Однако Достоевский верит в торжество личности человека: «самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли». Предел утверждения личности — самопожертвование и самоотверженность.
Человек лишает себя жизни, того, что возвратить ему никто не в силах. Это ли не проблема? Отношение к самоубийству неоднозначное. За самоубийством Достоевский видел большую философскую проблему. Безличности кончают самоубийством редко и всегда под влиянием момента. На осознанное самоубийство они не способны. Отношение к такого рода самоубийцам у Достоевского негативное.
Но если кончает самоубийством человек, обвиненный в чем либо и невиновный, то это подтверждает личность. В «Подростке» кончает самоубийством разуверившаяся в доброте мира девушка. Жить в этом мире не хочет. Казнит не мир, а себя. Личность. «Смешной человек» не согласен жить в мире равнодушия — личность.
Ход размышлений Ипполита — ход размышлений самоубийцы. Он понял, что человек — игрушка в руках природы, безличность. Принять такое существование герой не может. Больной, физически бессильный, он пытается показать свою духовную силу. Желая уйти при восходе солнца, он говорит: «Я умру, прямо смотря на источник силы и жизни, я не захочу этой жизни! Если б я имел власть не родиться, то наверное не принял бы существования на таких насмешливых условиях». С точки зрения Ипполита, он приобретает личность.
Жить трудно. Один из потенциальных самоубийц Достоевского, герой «Сна смешного человека» удержался в жизни, увидя во сне выход из ненавистного ему, царящего на Земле равнодушия. Хорошо, что удержался. Мысль Достоевского идет дальше: а ты удержись, не видя выхода. И не уйди при этом в недостойное человека «иметь». Не сможешь преодолеть тягу к «иметь» — лучше уйди. Но попробуй преодолеть и жить. Но ради этого человек иногда должен умереть. Для сохранения идеи.
Сам Достоевский не видит в самоубийстве решения проблем. Он просто показывает предел, до которого может дойти живущий ради «быть» для сохранения своей личности. Будь готов ради идеи пожертвовать своей жизнью. Но не превращай это в моду. Достоевский учит жить, а не умирать. В любых условиях человек должен не терять своего достоинства.
Писатель проводит мысль, что человек всегда должен помнить о смысле своего существования.
Многие герои Достоевского одержимы идеей поиска смысла жизни и пытаются вырваться из круга жизненных противоречий. Одержим жела нием изменить мир и Раскольников. Исследуя трагизм судьбы униженных, Достоевский старается “найти в человеке человека”, — так отмечает он в записных книжках. Это стремление автора выражается в его отношении к героям, к событиям, которые он изображает в романе.
Проблема смысла жизни поставлена Достоевским очень масштабно. Нельзя требовать от нее какого-то абсолютного ответа. Вряд ли есть какой-то смысл, кем-то предписанный. Жизнь есть просто данное, просто факт, и как факт смысла не имеет. Каждый наполняет жизнь своим смыслом. Достоевский видит этот смысл в сохранении человеческой личности во всех ее аспектах, способной противостоять безличности.
О смысле жизни Достоевский писал довольно часто, особенно в «Дневнике писателя», и его позиция по этому вопросу выражена ясно и четко: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают». «Идея о бессмертии – это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества». Единственная возможность жизни — это полное уничтожение смерти, т.е. личное бессмертие. Если же нет людям бессмертия,то жизнь их превращается в одно сплошное, сосредоточенное ожидание смертной казни. Для Достоевского нет добродетели, если нет бессмертия; только убить себя остается, если нет бессмертия; невозможно жить и дышать, если нет бессмертия. Для Достоевского понятия «бог» и «личное бессмертие человека» неразрывно связаны. Любить бога только ради него самого, без гарантированного человеку бессмертия… За что? За этот мир, полный ужаса, разъединения и скорби?
По мысли русского классика, только исповедуя веру в индивидуальное бессмертие души, человек способен обрести истинное самопознание и познание мира, возлюбить жизнь и ближнего, обрести синтез духа и бытия. Достоевский четко противопоставлял бессмертное, абсолютное, соборное бытие и духовную смерть, онтологический разрыв человека с миром, ближними и Богом. Именно вера в бессмертие, по убеждению Достоевского, делает человека человеком. Упование на бессмертие как основополагающая духовная ценность противопоставлена ложным «идеям» Раскольникова, Ипполита, Кириллова, Аркадия и других героев Достоевского.
По замечанию А. Гачевой, «у Достоевского нет спиритуалистического презрения к материи». Продолжая святоотеческие традиции, Достоевский четко разграничивает в мире и в человеке дольнее и горнее, конечное и бесконечное, но в то же время стремится к их соборному единству. В этой связи показательно духовное преображение Алеши Карамазова, который, будучи приобщенным к таинствам Царствия Небесного и индивидуального бессмертия, прозрел единство мироздания, ощутил свое родовое единство с сырой землей, которая символически сближалась в творчестве писателя с Богородицей. По мнению писателя, без убеждения человека в бессмертии собственной души его связь с землей ослабевает. Символы брачного пира, вина, фаворского света воссоединяют прошлое, настоящее и вечное.
Вера в бессмертие придает праведникам Достоевского (старцу Зосиме, Макару Ивановичу) чувство духовного покоя, радости, «благообразия» и открытости миру. Праведники Достоевского утверждают путь смирения, покаяния, сострадания и жертвенности. Для русского писателя стала органичной агиографическая традиция изображения праведника, знающего искушения и пережившего мгновенное преображение.
Для Достоевского аксиомой выступает мысль о том, что без веры в индивидуальное бессмертие души существование человека лишается своей ценностной основы, в связи с чем вполне закономерным становится самоубийство неверующего человека или богоборца. В произведениях писателя представлено множество самоубийств: самоубийство как выражение безысходности, отчаяния, «кроткое, смиренное самоубийство», самоубийство как идейный бунт против равнодушной природы или как сверхчеловеческий путь преодоления страха смерти. Свидригайлов и Ставрогин обрекли свои души на метафизическую смерть еще в земной жизни: в их портретах-масках проступают сатанинские черты. Человек в художественном мире Достоевского, преступивший через евангельские заповеди, утративший духовную чистоту, связь с ближними, миром, мертв. В этой связи показательно духовное томление, смятение Раскольникова, который, чувствуя свое отторжение от мира и ближних, близок самоубийству. Мотив духоты, жажды подчеркивает во внутреннем мире героя чувственный аналог геенны огненной. Именно убийство собственной души становится наиболее страшным последствием преступления Раскольникова. Тем не менее, душа этого героя, одержимого грехом гордыни, жаждет жизни, спасения: «Как бы ни жить, – только жить!..». В кульминационной сцене романа, когда блудница читает убийце евангельское предание о воскресении Лазаря, герою открывается путь к благодатному преображению и спасению через покаяние и страдание. Этот путь не завершен и на каторге: в герое продолжают проявляться отчужденность от людей, эгоцентризм, озлобленность. Пасхальный мотив в эпилоге становится образным преддверием истинного духовного перерождения Раскольникова.
Достоевский пророчески писал о том, что вера в бессмертие души составляет определяющую идею не только индивидуальной жизни, но и исторического бытия нации. Писатель подчеркивал: «Нации живут великим чувством и великою, всех единящею и все освещающею мыслью…»
«Самоубийство, — говорит Достоевский, — при потере идеи о бессмертии становится совершенно и неизбежно даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своем развитии над скотами».
Сам Достоевский самосовершенствовался до последних дней своей жизни. Уже будучи больным, зная, что жить ему осталось недолго, он писал жене с курорта, где лечился: «…тем больше будем дорожить тем кончиком жизни, который остался, и, право, имея в виду скорый исход, действительно можно улучшить не только жизнь, но даже себя» . Чуть позже Федор Михайлович формулирует эту мысль еще определеннее: «Бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие. Бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие».
Философия самоубийства героев Достоевского не всегда есть философия самого автора. Но что касается аспекта сохранения личности в этой философии как в плане самостоятельности мышления, так и в плане ценностной ориентации, то Достоевский здесь согласен со своими героями.
В жизни не все на плюсах и минусах. Есть и что-то промежуточное. В том числе и в произведениях Достоевского. Так, между «быть» и «иметь» находятся Лебезятников, Мармеладов, Лебедев… У каждого из них есть что-то преобладающее, но это — если вопрос поставить «у стены».
В каждом герое произведений Достоевского происходит борьба, как правило, отчаянная, между утверждением жизни и ее отрицанием, между верой и неверием, светлой и темной сторонами его души. Однако для Достоевского человеческая личность имеет абсолютную ценность во всем своем противоречии. Каждая конкретная личность уникальна и иррациональна, она предполагает внутри себя синтез абсолютного и относительного. Абсолютное, заключенное в человеке, – это и есть «лик Божий», «образ и подобие Божие». Но в своей эмпиричности человек ущербен, несовершенен, греховен.
Этот абсолют и эта относительность обусловливают друг друга, они неразрывно связаны, только обе эти грани вместе и составляют природу человека. Если человек пытается уничтожить в себе одну из них, это неизменно приводит к трагедии, к преступлению, к физической или духовной гибели человеческой личности.
О счастье
Все творчество Достоевского — это художественные исследования человека, его идеальной сути, его судьбы и будущего. Человек Достоевского — это человек, потерявший целостность, человек в разладе, в несовпадении с действительностью и с самим собой.
В записной тетради 1880-1881 гг. он писал, что хочет «при полном реализме найти человека в человеке. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я конечно народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного)… Я реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».
«Найти в человеке человека» значило для писателя найти нравственную духовную силу человека. Путь распада личности, ее страдания, которые она испытывает в своем стремлении к идеалу, — главная тема Достоевского 60-70-х гг. Писатель исследует путь нового сознания, и первый, кто идет этим путем, — это Родион Раскольников.
В своих произведениях Ф. М. Достоевский разработал особый тип философского, психологически углубленного реализма, основанного на обостренном внимании к наиболее сложным и противоречивым формам бытия и общественного сознания его эпохи, на умении достоверно отразить ее основные, глубинные противоречия. Для раскрытия более глубинных черт характера автор сводит его на страницах своих произведений с большим количеством различных персонажей. Героя мучат неразрешимые вопросы, его захватывает яркая палитра чувств, мыслей и настроений, не испытывавшихся им раньше.
Герои Достоевского, как правило, несчастны. Достоевский считает, что счастье как нравственная ценность весьма сложное явление. Многие из них несчастны с точки зрения автора, многие и сами себя считают несчастными. Степень счастья для Достоевского обратно пропорциональна степени развития личности. Безличность, живущая ради «иметь», желания которой ограничиваются обладанием материальным, вполне счастлива при обладании ими. Счастье безличности — это тоже счастье, но не для Достоевского.
В «Дневнике писателя» Достоевский пишет: «Посмотрите, кто счастлив на свете и какие люди соглашаются жить? Как раз те, которые похожи на животных и ближе подходят под их тип по малому развитию их сознания. Они соглашаются жить охотно, но именно под условием жить, как животные, то есть пить, спать, устраивать гнездо и выводить детей. Есть, пить, спать по-человеческому — значит наживаться и грабить, а устраивать гнездо — значит по преимуществу грабить».
«Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты…». Это постановка проблемы счастья личностью. С точки зрения матери Подростка счастлив лишь дающий, жертвующий. Такие люди не могут строить свое счастье на несчастье других; состояния счастья они при этом не испытывают. Так смотрят на счастье некоторые герои Достоевского и сам писатель.
«Страданием все очищается», — говорит Наташа в «Униженных и оскорбленных». Страдание,по мнению Достоевского, очищает и просветляет жизнь. Делает человека прекрасным и высоким, дает ему счастье. Когда жизни нет и надеяться не на что, когда душа бессильна на счастье, когда вечный мрак кругом, тогда призрак яркой, полной жизни дается страданием.
По мысли Достоевского, общественное зло может быть побеждено, если люди не будут строить счастье на несчастье других. Человек, испытывающий страдания, не будет причинять зла людям. Автор ставит проблему добра и внутренней гармонии, к которой человек может прийти через страдания.
«Горе узришь великое, — учит отец Зосима, — и в горе сем счастлив будешь. Вот тебе завет: в горе счастья ищи. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь и жизнь благословишь».
«Страдание-то и есть жизнь», — говорит черт Ивану Карамазову. Страдание само по себе только и дает своеобразную жизнь в мире тьмы, ужаса и отчаяния. Отнять у человека страдание — чем же он будет жить? В муках, в переживаниях отчаяния, ужаса, в безумиях страдальческой страсти — так еще возможно жить.
Подросток называет свою сестру Лизу «добровольною искательницею мучений». Так можно назвать всех героев Достоевского. Все они ищут мучений, рвутся к страданиям. Отнять страдание — исчезнет жизнь, и останется такая пустота, что страшно подумать.
Мятежная красота мира воплощена в образе Настасьи Филипповны. Только в непримиримости утверждается ее личность, в счастье она была бы банальной. Счастье для нее омерзительно, как новое платье для Нелли в «Униженных и оскорбленных». Это образы родственные. Как Нелли разрывает платье, так Настасья Филипповна растаптывает «миллион и княжество». Ее стихия — месть, своего рода истерический бунт против общества. Как ради маленького, банального счастья отказаться от наслаждения ненависти к этому проклятому обществу? Нет, лучше погибнуть, но не примириться. Таков смысл ее метаний, во время которых она все ближе соскальзывает к пропасти.
Судьба Настасьи Филипповны воплощает идею невозможности личного счастья. Достоевский внушает читателю мысль, что ее гибель -следствие гордыни, что, если бы она была «добра», все было бы спасено. Однако сам романист показал, что она «не такая», т. е. по сути дела, добра и великодушна. В то же время, сохраняя верность реализму, он не повел ее путем Магдалины. Его героиня отказалась омыть ноги нового Христа и принять его благословение. Смысл поступков Настасьи Филипповны в следующем: «Мир жесток и несправедлив, и принять единичное добро значит примириться с жестокостью и освятить несправедливость! Да будет зло!»
Поэтизируя картину ее смерти, Достоевский подчеркивает безысходность ее жизни. Ее убил не только и не столько Рогожин, сколько общество: все эти «господа с камелиями» и «нетерпеливые нищие». Ответственность за ее гибель разделяет и несчастный князь, вызвавший в душе Настасьи Филипповны такой порыв к чистоте, такой высокий взлет, что падение оказалось смертельным; князю же заведомо не по силам было поддержать этот взлет. Поэтому он начинает испытывать перед Настасьей Филипповной страшную тоску, ужас, бессознательное чувство вины, а после ее гибели — мучительное сострадание к исполнителю судьбы Рогожину — быть может, наименее виновному.
Заключение
Французский философ Альберт Камю писал в 1959 году: «Мы же вдруг поняли, что подлинным пророком 20-го века был Достоевский. Мне было 20 лет, когда я впервые познакомился с книгами Достоевского, и то потрясение, которое я тогда испытал, не проходит и поныне, — хотя прошло с тех пор уже более, чем 20 лет. В начале Достоевский покорил меня тем, что открывал таинства человеческого бытия, но по мере того, как я все с большим ужасом переживал великую драму своего времени, я учился у Достоевского любить людей, которые глубочайшим образом выразили, пережив на собственном опыте все ужасы нашей исторической судьбы».
Федор Михайлович Достоевский воспринимается не как нравоучитель. Он рисует картину бытия, показывает, обличает, старается не упустить ни малейшей подробности человеческой жизни, вместе с тем понять ее, ощутить ее неизбежность. И главное в нем не внешний рисунок, не яркость впечатлений, но обращение внимания на то общечеловеческое, на то вневременное состояние души человека, которое в той или иной коллизии свойственно ему всегда, в любые времена. Писатель словно снимает наносные пласты времени, изображая их, впрочем, ярко и характерно, чтобы показать смятение души, человеческие метания, силы и слабости. Более того, в картинах современной ему жизни он предугадывает, провидит будущее, а когда оно наступает, оказывается предсказание и о следующем грядущем, и так бесконечно…
Он открыл много неизведанного, показал человека во всевозможных столкновениях с жизнью. Писатель ставит своих героев в кризисные ситуации. В такие моменты Достоевский “вскрывает перед нами глубочайшую тайну нашей души — ее сложность: она состоит не из одного того, что в ней отчетливо наблюдается (например, наш ум состоит не из одних сведений, мыслей, представлений, которые знает), в ней есть многое, что мы не подозреваем в себе, но оно ощутимо начинает действовать в некоторые моменты, очень исключительные”.
В кризисные моменты жизни в человеке обнажаются его потаенные стороны, выступает наружу все самое неожиданное в его природе, проявляется его духовный потенциал. В такие минуты герои Достоевского оказываются перед необходимостью решения “последних проблем бытия” (С. Булгаков). Особенность подхода Достоевского состоит в том, что от решения этих вопросов зависит как частная человеческая жизнь, так и судьба человечества во всех аспектах существования. Отсюда — насыщенность произведений как философскими проблемами вневременного характера, так и злободневными вопросами жизни России конца ХIХ века.
В произведениях Достоевского много удивительных мыслей, идей. Но самой удивительной мне кажется вот эта: “Жизнь хороша, и надо сделать так, чтоб это мог подтвердить каждый”.
Список литературы
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М..Прогресс, 1979 г.
2. Бузина Л. «Ибо хочу быть человеком» / ж-л «Человек без границ», 2004 г.
3. Вересаев В.В. Живая жизнь. – М.: Республика, 1999 г.
4. Галинская Л. Д. «Человек в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» / София: Рукописный журнал Общества ревнителей русской философии. Выпуск 6, 2003 г.
5 Гачева А. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» (Достоевский и Тютчев). М.: ИМЛИ РАН, 2004.
6. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., Наука, 1982.
7. Евлампиев И.И., статья «Кладбище как форма «новой жизни»
8. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского. — М..Прогресс, 1979 г.
9. Липатов В. «Перечитывая Достоевского» / «Российская газета», №285 от 24 декабря 2004 г.
10. Лосский Н. Ценность и бытие. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2000 г.
11. Назиров Р.Г. Диккенс, Бодлер, Достоевский. — М.: Просвещение, 1964 г.
12. Селезнев Ю.И. В мире Достоевского. — М.: Современник, 1980 г.
13. http://www.booksite.ru
14. http://www.litra.ru/