ФИЛОСОФИЯ
Социально-исторический статус «другого” в контексте проблемы толерантности
Воробцова И.Ю., аспирант Мурманский государственный технический университет
Толерантность не является универсальной категорией. Ее содержание и границы различаются в зависимости от культурной традиции, состояния общества и многих других факторов, а также в зависимости от исторического аспекта. Ее сущность ≪можно раскрыть только посредством обращения к «другому”≫ [4, с.89]. Или, по выражению М.Бахтина, – посредством восприятия «другости” другого [2, с.18]. Поэтому, историчность толерантности наиболее полно и воплощается в таком ее структурном элементе, как «другой”. «Другой” – это персонифицированное другое в контексте или ситуации коммуникативности. Однако, «другой” был не всегда. По историческим меркам он появился сравнительно недавно. К «другому”, так же как и к толерантности в целом, история шла долго. Современный исследователь проблемы толерантности П.К. Гречко [3] выделяет в социально-историческом становлении «другого” три фазы: Враг, Чужой, Другой. Вначале «другой” был Врагом, с которым воевали и которого уничтожали. При появлении более совершенных орудий труда, Врага брали в плен и заставляли работать. Например, в античности все не-греки и неримляни назывались варварами и считались врагами. На них смотрели свысока, воспринимали их как диких и невежественных. Варвары-враги сохранились и в средневековой Европе и назывались «безбожниками”. Против них устраивали крестовые походы, сжигали на кострах.
В Новое время Враг окончательно обрел свое теперешнее «внешнее” значение – военный противник, неприятель, недруг. Более дифференцированным стало и «внутреннее” значение Врага принципиальный противник чего-нибудь, тот, кто враждует, проникнут неприязнью и ненавистью к кому- или чему-нибудь. К сожалению, нынешнее время также не застраховано от существования врагов, ни «внешних”, ни «внутренних”. Исторически сложилось, что с врагами не получается диалога и взаимопонимания, по отношению к ним невозможна толерантность. В лучшем случае с ними на время договариваются о примирении. Очевидно, что такое отношение исходит и от самого Врага, которому не присуща толерантность.
В контексте проблемы толерантности Враг находится далеко от Другого, ближе располагается Чужой (не свой, не «родной”, не «наш”). Переход от образа Врага к образу Чужого свидетельствует о некотором смягчении нравов. Главное, что в Чужом начали видеть человека, однако представленный им иной уклад жизни разделять не стали. Дистанция, отделяющая и выделяющая Чужого, заполняется не всем его человеческим бытием, как в случае Врага, а преимущественно духовным содержанием – жизненными ценностями, убеждениями, взглядами. Чужой может жить в инородной для него среде, однако, часто подвергается некоторым огра ничениям в правах. Например, в Древней Греции чужие (метеки) не имели гражданских прав и обязаны были платить особый налог. В Древнем Риме чужие (иноземцы) не имели права участвовать в выборах и служить в армии.
В последующие века Чужого стали отличать расовые, этнокультурные и религиозно-конфессиональные особенности. В основном это были иностранцы. Но Чужой различался и среди тех, кто родом и гражданством принадлежали к одной стране, соотечественников. П.К. Гречко [3] приводит пример общины, где в ее тесном и сплоченном кругу – свои, а за ее пределами – чужие. Отсюда мораль двойных стандартов: одни правила и оценки для своих, среди своих, другие правила и оценки для чужих, по отношению к чужим. В.И. Гараджа употребляет Молодой ученый, №1145
в этом контексте более звучный термин – ≪двойная бухгалтерия≫, при которой ≪»чужим” не прощается то, что считается позволительным среди «своих”≫ [2, с.23]. В принципе, такая же мораль может сохраняться и в обществах, и даже на уровне макрообщностей. Масштабы здесь не имеют значение, главное – дух общинности (а не универсальной общественности, человечности), которым в одинаковой мере могут быть охвачены и массы, и элиты, и отдельные личности, и отдельные страны, который заключается в принципах замкнутости и противостояния другим-чужим.
Статус Чужого в своем историческом существовании проявляется также в этнонациональных и религиозно-конфессиональных отношениях между людьми. Поведение этносов и этнических объединений обычно строится на оппозиции «мы” и «не мы”, свои и чужие. У религиозных конфессий аналогичное противопоставление. П.К. Гречко [3] оговаривает, что такие этнонациональные и религиозно-конфессиональные отношения, которые формируют статус Чужого, являются «неразвитыми”, т.к. находясь на более развитом уровне, они, наоборот, исключали бы статус Чужого, заменяли его на иной, лучший статус.
У «другого” как Чужого есть свои социальные и политические корни, также «неразвитые”. Потенциально социальные корни есть в каждой социальной стратификации, поскольку в ней выражается неравенство между людьми. По мнению П.К. Гречко, ≪социальная дифференциация в форме неравенства продуцирует образ Чужого только тогда, когда это самое неравенство обостряется, становится «неестественным”, выходит за рамки нормы≫ [3,с.345]. В условиях такого «ненормального” социального неравенства отношения между людьми провоцируют отчуждение. Общество делится на менее благополучных и более благополучных, которые становятся друг другу чужими. Незрелость и неразвитость политических отношений выражается в отсутствии или нарушении общих правил игры, в доминировании политики над
правом и другими социальными институтами. Политика всегда была и остается одной из самых сложных и противоречивых сфер общественной жизни людей. В нее выносятся, в ней открыто, публично сталкиваются все реально существующие, в том числе и противоположные, интересы. Борьба за власть, соперничество партий и идеологий порождает противопоставление «наших” и «не-наших”. В условиях незрелости политических отношений, отсутствия тра-
диций политических компромиссов, низкой правовой культуры «не-наши” легко становятся чужими.
К Чужому и к Врагу разные подходы. Если Врага ненавидят, стараются уничтожить, победить, то Чужого терпят, с ним уживаются, сосуществуют. С Чужого исторически начинается толерантность, но находится она еще на зачаточном уровне, в виде терпимости, что, по словам Е.В. Магомедовой, является ≪неразвитой формой толерантности≫ [8, с.9].
Дж.Локк, с именем которого ассоциируют попытку теоретического оформления проблемы толерантности, как раз попытался довести положение Врага до статуса Чужого. Локк писал: ≪Если вы станете обращаться дурно с тем, кто имеет иное мнение, он будет питать к вам настоящую вражду≫ [7, с.86]. Во всех таких случаях Локк предлагал ≪предохраняться терпимостью≫ [7, с.87], т.е. воспринимать «другого” не как Врага, а как Чужого.
Собственно Другой, не Враг и не Чужой, предполагает в качестве своего условия довольно высокий уровень развития как общества, так и самого человека. С появлением Другого можно говорить о появлении толерантности. В Другом достаточно полно воплощен человек, его родовая сущность. Любой иной, не зависимо от своей этнонациональной, социально-классовой или культурно-цивилизационной принадлежности, может быть Другим, потому что
в первую очередь он просто человек, человек как таковой. Иными словами, Другой –это всегда другой Человек. Он обладает безусловной самоценностью, верит в разум, ответственность и свободу воли. Он активен и самодеятелен, но при этом, что очень важно, стремится принимать ответственные решения, согласующиеся с принятыми в обществе ценностями и нормами и учитывающие законные интересы всех субъектов взаимодействия, таких же, как и он, Другой молодой ученый. (№
146) Нельзя не согласиться с А.В. Перцевым, который напоминает, что толерантность ≪состоит в признании права другого на инакомыслие только и единственно по той причине, что другой достоин уважения как личность настолько же, насколько этого уважения заслуживаешь ты, проявляющий толерантность≫ [9, с.184]. А.Э. Бах упоминает об активности Другого и невоз-
можности нормального существования Другого без таких же как он, Других [1, с.6].